“So, you’re saying you want to leave a bullet in you? S’fine by me. Was trying to be nice, but that hasn’t gotten me far.”
Название: Рулетка
Автор: Реборн - чёрный, колючий и в шляпе
Пейринг: Верде/Реборн, Верде/Вайпер (намёками)
Рейтинг: R
Жанр: angst, POV Вайпер, drama
Статус: Закончен.
Дисклеймер: Не моё и не надо мне такого счастья.
Предупреждение: ООС персонажей. Нет экскурса в прошлое. Абсолютный фанон. Был саундтрек - 28 Days Later «In The House - In A Heartbeat»
От автора: Критика приветствуется, но помягче и с обоснуем своего мнения. Важно.
Joignez-vous?
Для таких людей, как они, одиночество – норма поведения, которую им задаёт общество и правила. Для каждого они свои. Один преследует престиж и верит в то, что новый костюм поможет ему на следующем задании, красиво пьёт вино и умеет готовить практически любое блюдо, которое взбредёт в его голову. Он умён, он знает цену своим словам и никогда не разменивается по мелочам, если дело касается его работы. Когда наступает момент непонимания и ему приходится импровизировать – просыпается актёрский талант, а в этом ему, увы, нет равных. Счастье такого человека – чашка кофе по утрам, газета, пахнущая типографской краской и букет роз, предназначенных не ему. Одиночество же лежит с ним в одной постели, и они любят друг друга, как супруги, которым нечего скрывать. И дорогая вилла в Сицилии –лишь кусочек роскоши в пучине отчаяния.
Второй, сколько я его помню, предпочитал честность, прекрасно владел своими знаниями и нёс их не как непомерный груз, а как золотую медаль – почётную, присвоенную в очень редкой области. На любой вопрос у него всегда был ответ, пускай и самый лаконичный, но дай волю, и он обрастёт подробностями и деталями, достоверными с точностью до мельчайших частиц. И пускай характер у него не сахар, но зато он улыбается, как бог и курит дорогие сигареты, дым от которых – время. Он как-то сказал мне, что каждая выкуренная им сигарета равна двум часам его жизни. И по предварительным расчётам жить ему осталось около двадцати пяти лет. Это и много и мало, но для него это – лёгкий вздох, за который, как известно, нельзя многого успеть. Одиночество? Это он сам, стоящий на пороге маленького домика в пригороде Парижа. Вокруг только лес, и птицы даже не поют. Не знаю, как он до сих пор не застрелился.
Если посадить этих двоих в одной комнате и дать пистолет – это непременно будет игра в русскую рулетку. Они не умеют жить без риска. Им нужен адреналин, и если один получает его из убийств, то другому нужна лишь одна мимолётная мысль. Налей им вина – и непременно один выплеснет содержимое в лицо другому. Одиночество встаёт между ними непреодолимой стеной, и чтобы сломать её, им потребуется время. Я хотел, чтобы они научились хотя бы говорить друг с другом. Мои надежды оправдались. Но всё превратилось в битву. Они проспорили полночи, в то время как я лежал в соседней комнате и не мог уснуть. Я слушал. Был их третьей стороной.
Правила спора были просты – не уходить от темы, приводить грамотные доводы, не переходить на нецензурную брань и не пересекать грани дозволенного. Вроде бы стандартная схема, гарантирующая удовлетворение обеих сторон в ходе беседы. Но…
- Здесь есть пистолет. И то, что там одна пуля, меня не останавливает. Если ты повторишь ещё раз что-то подобное, Верде, она достанется тебе.
Мне пришлось подняться и подойти к смотровому окошку. Знаете, такой, как в старых домах, снаружи замаскированный под картину или зеркало. Я вижу их обоих. Пока ничего не предвещает беды.
- Вряд ли тебе поможет одна пуля, Реборн.
Я невольно напрягся. Неужели мой тщательно продуманный план должен был обернуться провалом? Конечно, я далеко не лучший стратег в плане сводничества, мои методы неэтичны, я подвергаю ситуацию риску, но… Я стараюсь. Правда, стараюсь. Хотя бы ради того, кого я люблю и кем дорожу. Жертвенность ради результата свойственна и ему, но я пытаюсь работать на износ, по максимуму.
- Ты недооцениваешь меня.
- Вероятность нанести мне серьёзную рану равна 10 – 15 процентам. Ты мог заметить, что воздух вокруг тебя уже наэлектризован.
И правда. Я хочу зажать уши, чтобы не слышать треска электронов. Стоит одному разозлиться, и тут всё взорвётся. Но если другой выпустит пар – смерть будет долгой и мучительной, будет больно, с запахом палёного мяса. Я не хочу стать пеплом.
- Я оцениваю свои шансы в 70-80 процентов, если учесть моё нынешнее состояние. Пуля пробьёт тебе правое лёгкое.
Напряжение спадает. Верде вскидывает брови и смеётся, причём громко и неприлично, пытаясь успокоиться, чтобы Реборн подумал, что всё это просто игра. Он ожидает от него похожей реакции, но киллер сидит неподвижно, он весь пропитан негодованием. Пропитан ненавистью. Но что это? Успокаивается, и пальцы, до этого нервно отбивающие дробь по деревянной столешнице, спокойно распрямляются. Молчание гнетущее, даже какое-то скомканное. И мне за этой стенкой становится невыносимо холодно. Кто бы мог подумать, что такой одиночка и эгоист, как я, может чувствовать и ощущать нечто подобное. Ах, да, вы же не знаете. Моё одиночество – это аккуратная, хрустящая пачка денег.
- Пари?
- Ты читаешь мои мысли.
Реборн – внезапное, непостижимое существо. Хотя сегодня я сумел предугадать его действия.
- Сыграем в русскую рулетку. Никто не будет обижен. Верно? – голос киллера сладковатый на вкус. Я чувствую это на кончике своего ядовитого языка.
- Не могу сказать, что это плохая идея. Сам знаешь… - рука Верде тянется к пистолету и замирает, столкнувшись с пальцами Реборна, пытающегося сделать то же самое. Столкновение каждого одиночества – пучок искр, словно камень о камень. По моей спине пробежали мурашки. Паршивое ощущение.
- Ты любишь риск. Ты с этим же чувством шёл против Вонголы и против меня. Против всех нас. Не боясь провала… Я знаю… - отвечает итальянец, и голос его пропитан холодом. Я словно могу его пощупать.
-Вот видишь, как всё просто. С тобой всегда было просто… - от улыбки Верде мне становится дурно, но, если честно, мне всегда хотелось, чтобы он так когда-нибудь улыбнулся мне. Ах да, вы же не знаете.
Я его люблю.
- Кто первый? – Реборн сидит ко мне спиной, я не вижу его выражения лица, но знаю, что он давит из себя улыбку. Пистолет берёт в руки учёный. Конечно, он никогда ничего не боялся.
- Позволь мне. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.
Барабан крутится, крутится, крутится. Покажите мне свои эмоции, оба. Реальность слишком скучная, а мне внезапно хочется играть. Но я не сторонний наблюдатель, я тоже участвую, но в данной ситуации играю с самим собой, какая дерзость. Мои чувства яркие и сочные, напоминают листья в раннюю весну. Как в замедленной съёмке, я наблюдаю за тем, как Верде подносит пистолет к виску и нажимает на курок. Пусто. Щелчок. Короткий разряд в моём мозгу.
Знаете, я помню ту аллею в парижском парке. Мы идём вместе, в ногу. На нём длинный чёрный плащ, зелёная рубашка и строгие чёрные брюки. А я одет слишком по-летнему, и меня пробивает озноб, но я стараюсь не обращать внимания. Вокруг много сувенирных лавок, некоторые из них ещё открыты, и мой взгляд без интереса ползёт по вывешенным ценам. И мы молчим, как всегда было, как надо, и даже не смотрим друг на друга. Внезапно я останавливаюсь, моё лицо пронизывает детская непосредственность – это слишком странно. И мой голос звучит как-то неестественно, когда я прошу Верде купить мне мыльные пузыри.
- Моя очередь? – врезается в моё воспоминание голос киллера, и он показывает этим мне весь свой азарт. Элементарными движениями – взять пистолет, прижать к виску, спокойно выдохнуть и услышать грустный щелчок. Верде снова улыбается, и мне даже кажется, что он поглядывает иногда в сторону смотрового окошка.
И вновь в моей голове такие далёкие образы. Нехотя достал кошелёк, вытащил новую, идеальную банкноту, и протянул продавщице. В моих руках пластмассовый кусочек счастья, ведь я с детства не пускал мыльные пузыри. Мы сели неподалёку на скамейку, и именно тогда я, пожалуй, впервые весело улыбнулся, наблюдая за радужными шариками, улетающими в небо. Именно тогда учёный впервые засмеялся вместе со мной.
- Сегодня один из нас умрёт. А ты даже не шелохнулся… - Верде снова берёт пистолет и, закрыв глаза, нажимает на курок. Пусто.
Покажите мне свои чувства.
- Это игра. На выживание… - итальянец подаётся вперёд, и я догадываюсь, что его брови задиристо подняты вверх. Всё это приправлено натянутой улыбкой. Игра может длиться вечно.
При каждом нажатии на курок я вздрагиваю и напрягаюсь, как струна. Если умрёт Реборн – я потеряю сердце. Если умрёт Верде – я потеряю душу. Неравносильные понятия. Ведь, если подумать, к киллеру у меня тоже особое отношение. Но это не похоже на любовь. Я слежу за каждым мимолётным движением, и внезапно вижу ярость на лице учёного. Ствол у виска, и вдруг направлен прямо в сердце киллера.
- Как жаль, Реборн, а ведь у нас всё так хорошо начиналось… - и пуля наконец выстреливает, и столкновение происходит. Почти одновременно с выстрелом, репетитор увернулся, в чём я нисколько не сомневался, и выплеснул в лицо Верде вино из своего бокала. Давайте, покажите мне, как сильна гравитация ваших отношений.
На моих глазах происходит то, чего я ожидал. Мощный электрический разряд ударяет в скрещенные, охваченные пламенем Солнца руки Реборна, и тот отлетает к стене, вовремя сгруппировавшись. Пистолет им уже не нужен.
- Надо же. Ты помнишь, как у нас всё начиналось… - взрыв пламени ослепляет меня на мгновение, и я пугаюсь увиденного, зажмуриваюсь.
Нет, уговариваю себя, нужно смотреть. На то, как на обломках стола, на осколках бутылки дорогого вина, пламя Грозы подавляет ярость и решимость киллера, и драка превращается в бой без правил. Реборн кричит от боли, а учёный, раз за разом ударяя током противника, рычит, как раненый зверь. У него разбита скула и рубашка окровавлена сбоку, ему наверняка тяжело дышать. Да, Верде, покажи мне свою ненависть. Конечно, именно так оно и должно было закончиться, разве нет?
Я провалился?
- Всё начиналось чудесно, всё начиналось волшебно, всё начиналось, так, как я хотел! – моё тело от этого отчаянного крика сковывает лёд. Не пора ли закончить игру на этом? Я думаю о той парижской ночи и мыльных пузырях - мне не особо хочется смотреть на этот ужас. Но я, как игрок, должен выдержать своё личное испытание до конца.
- Теперь я сыт по горло твоими жестами, твоим голосом, тобой… Я сыт по горло! Слышишь?
В помещении сгустилось молчание. Лицо Реборна ничего не выражает даже тогда, когда Верде грубо целует его в губы и хватает за руки, обжигаясь о пламя, но не давая вырваться. Я не ожидал такого поворота событий и почти прилип к окошку, слушая бешеный ритм своего сердца. Это их эмоции, их вспышка, я так хотел её. Хотел увидеть, как учёный будет срывать с киллера одежду, как будет жадно целовать его шею, игнорируя протесты и удары. Как от переизбытка чувств француз заговорит с Реборном о ненасытном желании и каком-то там вечере в пентхаусе, не имеет значения. Его голос пропитан… любовью?
Дальнейшее пересказать слишком сложно. Итальянца швырнули прямо на осколки, яростно дёрнули за волосы на себя и прошипели на ухо что-то по-итальянски, я не разобрал. Малейшее вмешательство с моей стороны разрушило бы одиночество каждого, ведь даже в таком положении они оба были отдельно друг от друга. Очередная вспышка пламени останавливает моё прерывистое взволнованное дыхание. Игрок… Как это глупо.
- Конечно, я знаю, чего ты хочешь… Ты живёшь этим ненасытным желанием, верно? Ты его получишь… - колючая щетина Верде царапает плечо Реборна, и я словно чувствую это на себе. Меня неведомая сила заставляет притронуться к собственному плечу, щеке, шее и волосам.
- Говори! Говори хоть что-нибудь! Не молчи! – кричит учёный в звенящей тишине, и киллер, извернувшись, ударяет противника локтем. Драка перерастает в нечто опасное, я даже кидаюсь к двери, чтобы это остановить, но внезапно голос репетитора приковывает меня к полу, я не могу пошевельнуться.
- Ты тоже виноват. Ты во всём виноват. Чудовище…- убийца заносит над мужчиной сжатый в раненой руке осколок от бутылки – Ненавижу.
И в ушах трещит электрический ток…
В следующие полчаса я слушал только вопли и хриплые стоны. Верде сумел заполучить доступ к телу репетитора, и пользовался им, как ему было угодно, со всей своей извращённой похотью. Мне стало очень жарко в потайной комнате, я обливался обжигающим потом и смотрел, не смея даже отвернуться. Проигрыш за мной – а они, наверное, выиграли. Стоило учёному вторгнуться в тело киллера, как вся игра потеряла смысл. Кровавые поцелуи вкуса боли и страшный, неправильный секс на залитом вином полу. Их секс. Разве так и должно было быть?
******
Вспышка пламени Солнца озарила помещение, и пришедший в себя Реборн каким-то образом незаметно улизнул из комнаты, весь в крови и унижении. Он показал мне свою ярость. Верде тоже серьёзно досталось, но он лишь молча оделся и хмуро стёр с нижней губы кровь. Его испепеляюще недовольный взгляд упал на потайную дверь, и мне пришлось показаться. Не в самом лучшем виде, сами понимаете.
- Доволен? – режет меня холодом его вопрос, и я пожимаю плечами.
- Я не этого добивался.
Мы некоторое время молчим.
- Он вернётся… - шепчет Верде, протягивая руку и принимая мою помощь. Я усадил его на уцелевший в драке стул. – У нас это не в первый раз.
По моей коже пробежали мурашки. Я слышу подобное впервые и удивлённо раскрываю глаза, вызывая на лице учёного нервную ухмылку.
- Не притворяйся, ты же знал.
Не узнав собственного голоса, я, пытаясь вернуть прежнюю невозмутимость, спрашиваю его:
- Знал что?
- Что мы были вместе. Долгое время. Потом… Как-то оно перегорело и…
- Ты любишь его? – я комкаю своё одиночество и затыкаю глубже чувства. А Верде сосредоточенно молчит.
- Наверное… - он усмехнулся вновь - … Не знаю.
- Всё ясно… - мне всё холоднее и холоднее. Одиночество обвивается вокруг моей шеи и душит подступающие агонизирующие в своей никчёмности слёзы.
Покажи мне правду.
- Вайпер…. Куда ты? – учёный приподнимается, но боль волевым движением сажает его обратно.
А я молчу. Я хочу просто уйти, запереться в своём кабинете, считать деньги и молиться о том, чтобы всё произошедшее оказалось сном. Я всегда думал, что эти двое никогда не смогут быть вместе, а тут, оказывается, наткнулся на уже использованный материал. Каким я был наивным.
- Ты был счастлив с ним? – озвучиваю повисший на языке вопрос.
- Да… Но какое это сейчас имеет значение?
Я оборачиваюсь и на мгновение ловлю любимый усталый взгляд.
- Он вернётся.
И тут я показываю Верде надежду, потому что больше мне ничего не остаётся.
- Ты тоже так думаешь? – учёный напоминает мне юношу из университета, первый раз познавшего любовь. Он так наивен.
- Я знаю. Не зря ведь я… затеял всё это.
Ложь во благо никогда у меня не получалась, особенно в моменты слабости. Я нервно стираю подступившие наконец слёзы и игнорирую удивлённый взгляд.
- Ты плачешь?
- Нет. Я смеюсь.
- Куда ты? – я знаю, что Верде сейчас хочет пойти вслед за мной.
- За аптечкой.
И хлопаю дверью своего одиночества. Сыграю с самим собой в свою собственную русскую рулетку.
Автор: Реборн - чёрный, колючий и в шляпе
Пейринг: Верде/Реборн, Верде/Вайпер (намёками)
Рейтинг: R
Жанр: angst, POV Вайпер, drama
Статус: Закончен.
Дисклеймер: Не моё и не надо мне такого счастья.
Предупреждение: ООС персонажей. Нет экскурса в прошлое. Абсолютный фанон. Был саундтрек - 28 Days Later «In The House - In A Heartbeat»
От автора: Критика приветствуется, но помягче и с обоснуем своего мнения. Важно.
Joignez-vous?
Mieux vaut tard que jamais... (фр. Лучше поздно, чем никогда)
Для таких людей, как они, одиночество – норма поведения, которую им задаёт общество и правила. Для каждого они свои. Один преследует престиж и верит в то, что новый костюм поможет ему на следующем задании, красиво пьёт вино и умеет готовить практически любое блюдо, которое взбредёт в его голову. Он умён, он знает цену своим словам и никогда не разменивается по мелочам, если дело касается его работы. Когда наступает момент непонимания и ему приходится импровизировать – просыпается актёрский талант, а в этом ему, увы, нет равных. Счастье такого человека – чашка кофе по утрам, газета, пахнущая типографской краской и букет роз, предназначенных не ему. Одиночество же лежит с ним в одной постели, и они любят друг друга, как супруги, которым нечего скрывать. И дорогая вилла в Сицилии –лишь кусочек роскоши в пучине отчаяния.
Второй, сколько я его помню, предпочитал честность, прекрасно владел своими знаниями и нёс их не как непомерный груз, а как золотую медаль – почётную, присвоенную в очень редкой области. На любой вопрос у него всегда был ответ, пускай и самый лаконичный, но дай волю, и он обрастёт подробностями и деталями, достоверными с точностью до мельчайших частиц. И пускай характер у него не сахар, но зато он улыбается, как бог и курит дорогие сигареты, дым от которых – время. Он как-то сказал мне, что каждая выкуренная им сигарета равна двум часам его жизни. И по предварительным расчётам жить ему осталось около двадцати пяти лет. Это и много и мало, но для него это – лёгкий вздох, за который, как известно, нельзя многого успеть. Одиночество? Это он сам, стоящий на пороге маленького домика в пригороде Парижа. Вокруг только лес, и птицы даже не поют. Не знаю, как он до сих пор не застрелился.
Если посадить этих двоих в одной комнате и дать пистолет – это непременно будет игра в русскую рулетку. Они не умеют жить без риска. Им нужен адреналин, и если один получает его из убийств, то другому нужна лишь одна мимолётная мысль. Налей им вина – и непременно один выплеснет содержимое в лицо другому. Одиночество встаёт между ними непреодолимой стеной, и чтобы сломать её, им потребуется время. Я хотел, чтобы они научились хотя бы говорить друг с другом. Мои надежды оправдались. Но всё превратилось в битву. Они проспорили полночи, в то время как я лежал в соседней комнате и не мог уснуть. Я слушал. Был их третьей стороной.
Правила спора были просты – не уходить от темы, приводить грамотные доводы, не переходить на нецензурную брань и не пересекать грани дозволенного. Вроде бы стандартная схема, гарантирующая удовлетворение обеих сторон в ходе беседы. Но…
- Здесь есть пистолет. И то, что там одна пуля, меня не останавливает. Если ты повторишь ещё раз что-то подобное, Верде, она достанется тебе.
Мне пришлось подняться и подойти к смотровому окошку. Знаете, такой, как в старых домах, снаружи замаскированный под картину или зеркало. Я вижу их обоих. Пока ничего не предвещает беды.
- Вряд ли тебе поможет одна пуля, Реборн.
Я невольно напрягся. Неужели мой тщательно продуманный план должен был обернуться провалом? Конечно, я далеко не лучший стратег в плане сводничества, мои методы неэтичны, я подвергаю ситуацию риску, но… Я стараюсь. Правда, стараюсь. Хотя бы ради того, кого я люблю и кем дорожу. Жертвенность ради результата свойственна и ему, но я пытаюсь работать на износ, по максимуму.
- Ты недооцениваешь меня.
- Вероятность нанести мне серьёзную рану равна 10 – 15 процентам. Ты мог заметить, что воздух вокруг тебя уже наэлектризован.
И правда. Я хочу зажать уши, чтобы не слышать треска электронов. Стоит одному разозлиться, и тут всё взорвётся. Но если другой выпустит пар – смерть будет долгой и мучительной, будет больно, с запахом палёного мяса. Я не хочу стать пеплом.
- Я оцениваю свои шансы в 70-80 процентов, если учесть моё нынешнее состояние. Пуля пробьёт тебе правое лёгкое.
Напряжение спадает. Верде вскидывает брови и смеётся, причём громко и неприлично, пытаясь успокоиться, чтобы Реборн подумал, что всё это просто игра. Он ожидает от него похожей реакции, но киллер сидит неподвижно, он весь пропитан негодованием. Пропитан ненавистью. Но что это? Успокаивается, и пальцы, до этого нервно отбивающие дробь по деревянной столешнице, спокойно распрямляются. Молчание гнетущее, даже какое-то скомканное. И мне за этой стенкой становится невыносимо холодно. Кто бы мог подумать, что такой одиночка и эгоист, как я, может чувствовать и ощущать нечто подобное. Ах, да, вы же не знаете. Моё одиночество – это аккуратная, хрустящая пачка денег.
- Пари?
- Ты читаешь мои мысли.
Реборн – внезапное, непостижимое существо. Хотя сегодня я сумел предугадать его действия.
- Сыграем в русскую рулетку. Никто не будет обижен. Верно? – голос киллера сладковатый на вкус. Я чувствую это на кончике своего ядовитого языка.
- Не могу сказать, что это плохая идея. Сам знаешь… - рука Верде тянется к пистолету и замирает, столкнувшись с пальцами Реборна, пытающегося сделать то же самое. Столкновение каждого одиночества – пучок искр, словно камень о камень. По моей спине пробежали мурашки. Паршивое ощущение.
- Ты любишь риск. Ты с этим же чувством шёл против Вонголы и против меня. Против всех нас. Не боясь провала… Я знаю… - отвечает итальянец, и голос его пропитан холодом. Я словно могу его пощупать.
-Вот видишь, как всё просто. С тобой всегда было просто… - от улыбки Верде мне становится дурно, но, если честно, мне всегда хотелось, чтобы он так когда-нибудь улыбнулся мне. Ах да, вы же не знаете.
Я его люблю.
- Кто первый? – Реборн сидит ко мне спиной, я не вижу его выражения лица, но знаю, что он давит из себя улыбку. Пистолет берёт в руки учёный. Конечно, он никогда ничего не боялся.
- Позволь мне. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.
Барабан крутится, крутится, крутится. Покажите мне свои эмоции, оба. Реальность слишком скучная, а мне внезапно хочется играть. Но я не сторонний наблюдатель, я тоже участвую, но в данной ситуации играю с самим собой, какая дерзость. Мои чувства яркие и сочные, напоминают листья в раннюю весну. Как в замедленной съёмке, я наблюдаю за тем, как Верде подносит пистолет к виску и нажимает на курок. Пусто. Щелчок. Короткий разряд в моём мозгу.
Знаете, я помню ту аллею в парижском парке. Мы идём вместе, в ногу. На нём длинный чёрный плащ, зелёная рубашка и строгие чёрные брюки. А я одет слишком по-летнему, и меня пробивает озноб, но я стараюсь не обращать внимания. Вокруг много сувенирных лавок, некоторые из них ещё открыты, и мой взгляд без интереса ползёт по вывешенным ценам. И мы молчим, как всегда было, как надо, и даже не смотрим друг на друга. Внезапно я останавливаюсь, моё лицо пронизывает детская непосредственность – это слишком странно. И мой голос звучит как-то неестественно, когда я прошу Верде купить мне мыльные пузыри.
- Моя очередь? – врезается в моё воспоминание голос киллера, и он показывает этим мне весь свой азарт. Элементарными движениями – взять пистолет, прижать к виску, спокойно выдохнуть и услышать грустный щелчок. Верде снова улыбается, и мне даже кажется, что он поглядывает иногда в сторону смотрового окошка.
И вновь в моей голове такие далёкие образы. Нехотя достал кошелёк, вытащил новую, идеальную банкноту, и протянул продавщице. В моих руках пластмассовый кусочек счастья, ведь я с детства не пускал мыльные пузыри. Мы сели неподалёку на скамейку, и именно тогда я, пожалуй, впервые весело улыбнулся, наблюдая за радужными шариками, улетающими в небо. Именно тогда учёный впервые засмеялся вместе со мной.
- Сегодня один из нас умрёт. А ты даже не шелохнулся… - Верде снова берёт пистолет и, закрыв глаза, нажимает на курок. Пусто.
Покажите мне свои чувства.
- Это игра. На выживание… - итальянец подаётся вперёд, и я догадываюсь, что его брови задиристо подняты вверх. Всё это приправлено натянутой улыбкой. Игра может длиться вечно.
При каждом нажатии на курок я вздрагиваю и напрягаюсь, как струна. Если умрёт Реборн – я потеряю сердце. Если умрёт Верде – я потеряю душу. Неравносильные понятия. Ведь, если подумать, к киллеру у меня тоже особое отношение. Но это не похоже на любовь. Я слежу за каждым мимолётным движением, и внезапно вижу ярость на лице учёного. Ствол у виска, и вдруг направлен прямо в сердце киллера.
- Как жаль, Реборн, а ведь у нас всё так хорошо начиналось… - и пуля наконец выстреливает, и столкновение происходит. Почти одновременно с выстрелом, репетитор увернулся, в чём я нисколько не сомневался, и выплеснул в лицо Верде вино из своего бокала. Давайте, покажите мне, как сильна гравитация ваших отношений.
На моих глазах происходит то, чего я ожидал. Мощный электрический разряд ударяет в скрещенные, охваченные пламенем Солнца руки Реборна, и тот отлетает к стене, вовремя сгруппировавшись. Пистолет им уже не нужен.
- Надо же. Ты помнишь, как у нас всё начиналось… - взрыв пламени ослепляет меня на мгновение, и я пугаюсь увиденного, зажмуриваюсь.
Нет, уговариваю себя, нужно смотреть. На то, как на обломках стола, на осколках бутылки дорогого вина, пламя Грозы подавляет ярость и решимость киллера, и драка превращается в бой без правил. Реборн кричит от боли, а учёный, раз за разом ударяя током противника, рычит, как раненый зверь. У него разбита скула и рубашка окровавлена сбоку, ему наверняка тяжело дышать. Да, Верде, покажи мне свою ненависть. Конечно, именно так оно и должно было закончиться, разве нет?
Я провалился?
- Всё начиналось чудесно, всё начиналось волшебно, всё начиналось, так, как я хотел! – моё тело от этого отчаянного крика сковывает лёд. Не пора ли закончить игру на этом? Я думаю о той парижской ночи и мыльных пузырях - мне не особо хочется смотреть на этот ужас. Но я, как игрок, должен выдержать своё личное испытание до конца.
- Теперь я сыт по горло твоими жестами, твоим голосом, тобой… Я сыт по горло! Слышишь?
В помещении сгустилось молчание. Лицо Реборна ничего не выражает даже тогда, когда Верде грубо целует его в губы и хватает за руки, обжигаясь о пламя, но не давая вырваться. Я не ожидал такого поворота событий и почти прилип к окошку, слушая бешеный ритм своего сердца. Это их эмоции, их вспышка, я так хотел её. Хотел увидеть, как учёный будет срывать с киллера одежду, как будет жадно целовать его шею, игнорируя протесты и удары. Как от переизбытка чувств француз заговорит с Реборном о ненасытном желании и каком-то там вечере в пентхаусе, не имеет значения. Его голос пропитан… любовью?
Дальнейшее пересказать слишком сложно. Итальянца швырнули прямо на осколки, яростно дёрнули за волосы на себя и прошипели на ухо что-то по-итальянски, я не разобрал. Малейшее вмешательство с моей стороны разрушило бы одиночество каждого, ведь даже в таком положении они оба были отдельно друг от друга. Очередная вспышка пламени останавливает моё прерывистое взволнованное дыхание. Игрок… Как это глупо.
- Конечно, я знаю, чего ты хочешь… Ты живёшь этим ненасытным желанием, верно? Ты его получишь… - колючая щетина Верде царапает плечо Реборна, и я словно чувствую это на себе. Меня неведомая сила заставляет притронуться к собственному плечу, щеке, шее и волосам.
- Говори! Говори хоть что-нибудь! Не молчи! – кричит учёный в звенящей тишине, и киллер, извернувшись, ударяет противника локтем. Драка перерастает в нечто опасное, я даже кидаюсь к двери, чтобы это остановить, но внезапно голос репетитора приковывает меня к полу, я не могу пошевельнуться.
- Ты тоже виноват. Ты во всём виноват. Чудовище…- убийца заносит над мужчиной сжатый в раненой руке осколок от бутылки – Ненавижу.
И в ушах трещит электрический ток…
В следующие полчаса я слушал только вопли и хриплые стоны. Верде сумел заполучить доступ к телу репетитора, и пользовался им, как ему было угодно, со всей своей извращённой похотью. Мне стало очень жарко в потайной комнате, я обливался обжигающим потом и смотрел, не смея даже отвернуться. Проигрыш за мной – а они, наверное, выиграли. Стоило учёному вторгнуться в тело киллера, как вся игра потеряла смысл. Кровавые поцелуи вкуса боли и страшный, неправильный секс на залитом вином полу. Их секс. Разве так и должно было быть?
******
Вспышка пламени Солнца озарила помещение, и пришедший в себя Реборн каким-то образом незаметно улизнул из комнаты, весь в крови и унижении. Он показал мне свою ярость. Верде тоже серьёзно досталось, но он лишь молча оделся и хмуро стёр с нижней губы кровь. Его испепеляюще недовольный взгляд упал на потайную дверь, и мне пришлось показаться. Не в самом лучшем виде, сами понимаете.
- Доволен? – режет меня холодом его вопрос, и я пожимаю плечами.
- Я не этого добивался.
Мы некоторое время молчим.
- Он вернётся… - шепчет Верде, протягивая руку и принимая мою помощь. Я усадил его на уцелевший в драке стул. – У нас это не в первый раз.
По моей коже пробежали мурашки. Я слышу подобное впервые и удивлённо раскрываю глаза, вызывая на лице учёного нервную ухмылку.
- Не притворяйся, ты же знал.
Не узнав собственного голоса, я, пытаясь вернуть прежнюю невозмутимость, спрашиваю его:
- Знал что?
- Что мы были вместе. Долгое время. Потом… Как-то оно перегорело и…
- Ты любишь его? – я комкаю своё одиночество и затыкаю глубже чувства. А Верде сосредоточенно молчит.
- Наверное… - он усмехнулся вновь - … Не знаю.
- Всё ясно… - мне всё холоднее и холоднее. Одиночество обвивается вокруг моей шеи и душит подступающие агонизирующие в своей никчёмности слёзы.
Покажи мне правду.
- Вайпер…. Куда ты? – учёный приподнимается, но боль волевым движением сажает его обратно.
А я молчу. Я хочу просто уйти, запереться в своём кабинете, считать деньги и молиться о том, чтобы всё произошедшее оказалось сном. Я всегда думал, что эти двое никогда не смогут быть вместе, а тут, оказывается, наткнулся на уже использованный материал. Каким я был наивным.
- Ты был счастлив с ним? – озвучиваю повисший на языке вопрос.
- Да… Но какое это сейчас имеет значение?
Я оборачиваюсь и на мгновение ловлю любимый усталый взгляд.
- Он вернётся.
И тут я показываю Верде надежду, потому что больше мне ничего не остаётся.
- Ты тоже так думаешь? – учёный напоминает мне юношу из университета, первый раз познавшего любовь. Он так наивен.
- Я знаю. Не зря ведь я… затеял всё это.
Ложь во благо никогда у меня не получалась, особенно в моменты слабости. Я нервно стираю подступившие наконец слёзы и игнорирую удивлённый взгляд.
- Ты плачешь?
- Нет. Я смеюсь.
- Куда ты? – я знаю, что Верде сейчас хочет пойти вслед за мной.
- За аптечкой.
И хлопаю дверью своего одиночества. Сыграю с самим собой в свою собственную русскую рулетку.
@темы: Fiction
-
-
05.08.2010 в 21:35спасибо.